— Я не могу на тебя сердиться, — сказала девушка.
Он кивнул с рассеянным видом человека, не слишком хорошо понимающего язык, на котором с ним разговаривают, хотя он сумел внушить всем, что прекрасно его знает.
Разговор, спотыкаясь, тянулся дальше, в основном говорила девушка, а парень время от времени подавал реплики с такой неуклюжей старательностью, что короткие слова казались значительными и глубокими. Что-то вроде: «Да, думаю, что так». То, что он был безобидным и даже почти симпатичным, заставляло меня еще больше хотеть как следует ему врезать. Девушка постоянно к нему наклонялась и незаметно, по сантиметру, придвигала свой табурет к нему. Он стоически все это сносил, и я вдруг понял, что между ними происходит, как будто я парил за границами их реальности и критически наблюдал за происходящим — пьяный божок, получивший задание за ними проследить. В конце концов я так близко к ним наклонился, что она это заметила и повернулась ко мне.
И я вдруг заговорил.
— Милочка, — сказал я. — Я сэкономлю тебе время и спасу от разочарований. Юный Карлос пытается тебе объяснить — не произнося этих слов вслух, — что он с удовольствием с тобой трахался последние несколько недель, но сейчас возвращается назад в Европу, где он снова станет трахаться с какой-нибудь другой девушкой, вполне возможно, живущей в его родном городе, которая писала все это время ему письма, а он прятал их под матрасом своей кровати.
Девушка удивленно заморгала.
— Почему тебя это удивляет? — пожав плечами, продолжал я. — Посмотри на его чертовы бакенбарды. Правда состоит в том, что Педро вовсе не поэт и не тореадор. Лучшие годы он проведет за рулем грузовика, доставляя продукты в ресторан своего дяди, будет спать со всеми подряд, пока сможет, а потом станет невероятно толстым и под глазами у него появятся жуткие мешки. Пусть этот парень до конца жизни останется в твоих воспоминаниях романтическим увлечением, и возвращайся к плану А: найди себе симпатичного местного бакалавра, который привык по утрам бриться и ходить в спортивный зал.
Теперь на меня смотрели оба, он ничего не понимал, смущенно улыбался и думал: «Какие они все-таки славные, эти американцы, могут вот так запросто завести в баре разговор, это же здорово». Девушка еще дважды моргнула, и я догадался, что она так и не поняла, о чем это я.
— Хотя на самом деле… — сказал я, поскольку на меня снизошло озарение. — Он ведь тебя вовсе не трахал. Но завтра он возвращается домой, и потому ты надеялась, что это произойдет сегодня ночью. Извини, милая. Ничего не будет. Вы с ним все это время были лишь друзьями — несмотря на то, что он интуитивно понимал, чего ты на самом деле хочешь.
Девушка, раскрыв рот, не сводила с меня глаз. Я медленно покачал головой, сочувствуя ее боли и на мгновение ощутив связь с ее небезупречной, но честной душой.
И тут она ударила меня в лицо пепельницей.
Я вышел из «Тиллиз» словно в тумане. Я попытался объяснить, что произошло, официантке, но помешала кровь, хлеставшая из носа, и она пригласила громадного черного парня с кухни, чтобы он убедил меня покинуть их заведение. Тот оказался мастером своего дела, а его доводы были весьма доходчивыми.
Я вышел на тротуар, по большей части без посторонней помощи, и столкнулся нос к носу с машинами, мчащимися по дороге, и мелким дождем. Некоторое время я ходил взад-вперед по Четвертой авеню, героически курил и рычал на деревья. Уже три раза позвонил домой без всякого результата. Я прекрасно понимал, что напился, лишь бы не думать о том, что означает это молчание, хотя это мало помогло. Но я все равно не хотел об этом думать. Я мог пойти в «Мало» или в бар другого отеля, но сомневался, что мне там будут рады. А потому свернул направо, на улицу под названием Мэдисон, решив, что она приведет меня к берегу. Однако вскоре я обнаружил, что Мэдисон — это вовсе не улица, а склон горы. Пару кварталов все было хорошо, но когда я добрался до Второй авеню и посмотрел вниз на следующий участок пути, то всерьез задумался о том, чтобы остаться здесь и подождать, когда поблизости откроют новый бар. Но потом я решил, что это будет слабостью с моей стороны — мужчины склонны руководствоваться подобной хренью, — и пошел дальше. Тротуар перед зданием городской администрации выложили неровными кирпичиками, и это немного облегчило мне жизнь, но через пару шагов я поскользнулся, упал на локоть и зад, покатился вниз и с грохотом врезался в мусорный бак.
Когда я встал, мимо прошла пара средних лет в абсолютно одинаковых спортивных куртках, уверенно шагавшая в противоположном направлении.
— Скользко сегодня, — сказал кто-то из них, они были ужасно похожи на личинку с двумя головами.
— Пшли нах, — ответил я.
На перекрестке с Первой авеню я обнаружил маленький магазинчик и вошел внутрь, чтобы купить сигарет. Китаянка, стоявшая за прилавком, не особенно хотела меня обслуживать, но я так на нее посмотрел, что она сделала все, что от нее требовалось. Я купил еще бутылку воды и, глядя на свое отражение в стеклянной дверце холодильника для напитков, смыл кровь с лица. Выйдя и остановившись на углу, я увидел сияние ярких огней на противоположной стороне, понял, что это бар, и похромал к нему. Это было славное местечко, стоявшее рядом с очередным отелем, к тому же внутри царил полумрак, и я обрадовался, что мой синяк на щеке заметят не сразу.
Я заказал стакан легкого пива и сел в углу, подальше от возможных неприятностей. По крайней мере, я на это очень рассчитывал. Хотя если бы я осознавал происходящее, то понял бы, что мне больше не стоит пить пиво и разумнее всего избегать любых баров. Проблема в том, что мой самый главный враг живет внутри моей собственной головы.